Неточные совпадения
[Ныне доказано, что тела всех вообще начальников подчиняются тем же физиологическим
законам, как и всякое другое человеческое тело, но не следует забывать, что в 1762 году
наука была в младенчестве.
Она теперь в Гейдельберге и изучает уже не естественные
науки, но архитектуру, в которой, по ее словам, она открыла новые
законы.
После этого защитника опять встал товарищ прокурора и, защитив свое положение о наследственности против первого защитника тем, что если Бочкова и дочь неизвестных родителей, то истинность учения наследственности этим нисколько не инвалидируется, так как
закон наследственности настолько установлен
наукой, что мы не только можем выводить преступление из наследственности, но и наследственность из преступления.
С ним случилось то, что всегда случается с людьми, обращающимися к
науке не для того, чтобы играть роль в
науке: писать, спорить, учить, а обращающимися к
науке с прямыми, простыми, жизненными вопросами;
наука отвечала ему на тысячи равных очень хитрых и мудреных вопросов, имеющих связь с уголовным
законом, но только не на тот, на который он искал ответа.
Политика, экономика,
наука, техника, национальность и пр. не хотят знать никакого нравственного
закона, никакого духовного начала, стоящего выше их сферы.
Одно правило, и какое немудрое, вот и весь результат
науки, вот и весь свод
законов счастливой жизни.
Чудесное есть победа над природой и над роковыми результатами действующих в ней сил, но не отмена
законов природы, не отрицание
науки, открывающей
законы природы.
Почти вся
наука покоится на
законе сохранения энергии; но
закон сохранения энергии дан лишь вере, как и пресловутая атомистическая теория, на которой долгое время покоилось естествознание.
Наука верно учит о
законах природы, но ложно учит о невозможности чудесного, ложно отрицает иные миры.
Для религиозной веры не страшно, когда
наука говорит, что по
законам природы чудо невозможно, допущение чудесного нелепо; вера и сама это хорошо знает, ей и не надо чуда, совершающегося в порядке природы и во исполнение ее
законов.
Царство
науки и научности есть ограниченная сфера «патологического» знания; ее
законам подведомственна не безграничность бытия, а лишь состояние этого бытия в данной плоскости.
Нельзя установить
законов истории, так как нельзя построить
науку истории по образцу естествознания, которое имеет дело с повторяющимися явлениями и устраняет все индивидуальное.
Так и
наука: ее сфера есть помещение больницы, мира, заболевшего от греха и подпавшего
закону тления, подчинившегося
закону необходимости.
Мы видели книги, до священных должностей и обрядов исповедания нашего касающиеся, переведенные с латинского на немецкий язык и неблагопристойно для святого
закона в руках простого народа обращающиеся; что ж сказать наконец о предписаниях святых правил и законоположений; хотя они людьми искусными в законоучении, людьми мудрейшими и красноречивейшими писаны разумно и тщательно, но
наука сама по себе толико затруднительна, что красноречивейшего и ученейшего человека едва на оную достаточна целая жизнь.
Не ждите, чтоб он сам на себя наложил какие-нибудь ограничения вследствие сознания новых требований образованности; не думайте даже, чтоб он мог проникнуться серьезным уважением к
законам разума и к выводам
науки: это вовсе не сообразно с натурою самодурства.
Несомненно, что
наука о государстве доведена на западе Европы до крайних пределов; правда и то, что все усилия предержащих властей направлены к тому, чтоб воспитать в массах сознание, что существование человека немыслимо иначе, как в государстве, под защитой его
законов, для всех равно обязательных и всем равно покровительствующих.
Наука, с которой имел дело генерал, все явления подводит под известные
законы и не хочет знать никаких «пока».
И для человеческой глупости есть свои
законы, хотя они еще не раскрыты
наукой с той отчетливостью и непреложностью, как какое-нибудь учение об отрицательных величинах или теории вероятностей.
Шифель. Нет, я к княжне: она у нас что-то прихварывает. Я и то уж сколько раз ей за это выговаривал: «Дурно, ваше сиятельство, себя ведете!», право, так и выразился, ну и она ничего, даже посмеялась со мною. Впрочем, тут наша
наука недостаточна (тихо Налетову): знаете, там хоть княжна, хоть не княжна, а все без мужа скучно; (громко) таков уж
закон природы.
Но против времени
законаЕго
наука не сильна.
Естественные
науки в наше время скрепили таинственный
закон, открывшийся Жозефу де Мэстру вдохновением его гения и обдумыванием первобытных догматов; он видел, как мир искупляет свои наследственные падения жертвою;
науки показывают нам, как мир совершенствуется борьбой и насильственным подбором; это утверждение с двух сторон одного и того же декрета, редактированного в различных выражениях.
С войны Пепко вывез целый словарь пышных восточных сравнений и любил теперь употреблять их к месту и не к месту. Углубившись в права, Пепко решительно позабыл целый мир и с утра до ночи зубрил, наполняя воздух цитатами, статьями
закона, датами, ссылками, распространенными толкованиями и определениями. Получалось что-то вроде мельницы, беспощадно моловшей булыжник и зерно
науки. Он приводил меня в отчаяние своим зубрением.
Все юридические
науки основаны на определении прав сильного; все
законы написаны победителями и насильниками, чтобы не затруднять себя приисканием какой-нибудь формулировки для каждой новой несправедливости.
От них и
законы, и газеты, и
науки — всё от них.
Ну, разумеется,
законы природы, выводы естественных
наук, математика.
Мало того: тогда, говорите вы, сама
наука научит человека (хоть это уж и роскошь, по-моему), что ни воли, ни каприза на самом-то деле у него и нет, да и никогда не бывало, а что он сам не более, как нечто вроде фортепьянной клавиши или органного штифтика; и что, сверх того, на свете есть еще
законы природы; так что все, что он ни делает, делается вовсе не по его хотенью, а само собою, по
законам природы.
Наука не только сознала свою самозаконность, но себя сознала
законом мира; переводя его в мысль, она отреклась от него как от сущего, улетучила его своим отрицанием, против дыхания которого ничто фактическое не состоятельно.
В
науке истина, облеченная не в вещественное тело, а в логический организм, живая архитектоникой диалектического развития, а не эпопеей временного бытия; в ней
закон — мысль исторгнутая, спасенная от бурь существования, от возмущений внешних и случайных; в ней раздается симфония сфер небесных, и каждый звук ее имеет в себе вечность, потому что в нем была необходимость, потому что случайный стон временного не достигает так высоко.
Если иностранные Писатели доныне говорят, что в России нет Среднего состояния, то пожалеем об их дерзком невежестве, но скажем, что Екатерина даровала сему важному состоянию истинную политическую жизнь и цену: что все прежние его установления были недостаточны, нетверды и не образовали полной системы; что Она первая обратила его в государственное достоинство, которое основано на трудолюбии и добрых нравах и которое может быть утрачено пороками [См.: «Городовое Положение».]; что Она первая поставила на его главную степень цвет ума и талантов — мужей, просвещенных
науками, украшенных изящными дарованиями [Ученые и художники по сему
закону имеют право на достоинство Именитых Граждан.]; и чрез то утвердила
законом, что государство, уважая общественную пользу трудолюбием снисканных богатств, равномерно уважает и личные таланты, и признает их нужными для своего благоденствия.
Нужно, чтобы в судах не было произвола, чтобы
законы не были достоянием одной касты, а строго и равно охраняли права каждого: тогда и Кривосуд поймет необходимость
науки.
Они знали
науку своего времени, но никогда не забывали заповеди своего
закона…
Наука даст нам премудрость, премудрость откроет
законы, а знание
законов счастья — выше счастья».
Скажи человеку, закоренелому в эгоизме: «Ты — ничто! — вот до какой мысли достигнешь ты путем
науки: счастие, достойное человека, может быть одно — самозабвение для других; — награда за это одна — наслаждение этим самозабвением», — и он опечалится, хотя бы в самом деле от юности своей соблюл все
законы чести и справедливости.
Итак, прививка была произведена двадцати трем лицам, семнадцать из них получили сифилис, — и все это оказалось возможным совершить «без нарушения
законов гуманности»! Вот поистине удивительное «стечение обстоятельств»! Ниже мы увидим, что подобные «стечения обстоятельств» нередки в сифилидологии. Кто был автор приведенных опытов, так и осталось неизвестным; он счел за лучшее навсегда скрыть от света свое позорное имя, и в
науке он до сих пор известен под названием «Пфальцского Анонима».
«Вивисекция, — заявляет мистрисс Мона Кэрд, — есть главный враг
науки, которая всегда учила, что
законы природы гармоничны и не терпят противоречий; но если эти
законы не терпят противоречий, то как возможно, чтоб то, что в нравственном отношении несправедливо, было в научном отношении справедливо, чтоб то, что жестоко и неправедно, могло вести к миру и здоровью?» (The sanctuary of mercy. 1899, p. 6).
Когда Гельмгольц открыл свой
закон сохранения энергии, то академия
наук, как сам он рассказывает, признала его работу «бессмысленными и пустыми умствованиями».
Все суеверия: и
закона бога, и государства, и
науки, — всё это только извращения мысли, и потому избавление от них, возможно только приложением к ним требований истины, открываемой разумом.
И тут-то являются разные
науки: государственная, финансовая, церковная, уголовная, полицейская, является
наука политическая экономия, история и самая модная — социология, о том, по каким
законам живут и должны жить люди, и оказывается, что дурная жизнь людей не от них, а оттого, что таковы
законы, и что дело людей не в том, чтобы перестать жить дурно и изменять свою жизнь от худшего к лучшему, а только в том, чтобы, живя попрежнему, по своим слабостям думать, что всё худое происходит не от них самих, а от тех
законов, какие нашли и высказали ученые.
Вывод из этой
науки тот, что если в обществе развелось много разбойников и воров, отнимающих у трудящихся людей произведения их труда, то это происходит не потому, что разбойники и воры дурно поступают, а потому, что таковы неизменные экономические
законы, которые могут измениться только медленной, определенной
наукой, эволюцией, и потому, по учению
науки, люди, принадлежащие к разбойникам, ворам или укрывателям, пользующиеся грабежом и воровством, могут спокойно продолжать пользоваться наворованным и награбленным.
Объяснения эти удовлетворяли и бедных и богатых, в особенности богатых, очень долго. Но пришло время, когда объяснения эти стали недостаточными. И тогда явилось новое объяснение в виде
науки политической экономии, открывшей
законы, по которым выходит, что распределение труда и пользование им зависит от спроса и предложения, от капитала, ренты, заработной платы, ценности, прибыли и т. д.
После диктанта — география, за географией —
закон божий, потом русский язык, — много на этом свете
наук! Но вот, наконец, кончается двухчасовой урок. Зиберов берется за шапку, милостиво подает Пете руку и прощается с Удодовым.
Она бесцеремонно тыкала на них указательным пальцем, поясняя, что «это, мол, дураки-постепеновцы, а этот — порядочный господин, потому что „из наших“, а тот — подлец и шпион, потому что пишет в газете, которая „ругает наших“, а кто наших ругает, те все подлецы, мерзавцы и шпионы; а вот эти двое — дрянные пошляки и тупоумные глупцы, потому что они оба поэты, стишонки сочиняют; а этот профессор тоже дрянной пошляк, затем что держится политико-экономических принципов; а тот совсем подлец и негодяй, так как он читает что-то такое о полицейских и уголовных
законах, в духе вменяемости, тогда как вообще вся идея вменяемости есть подлость, и самый принцип права, в сущности, нелепость, да и вся-то юриспруденция вообще самая рабская
наука и потому вовсе не
наука, и дураки те, кто ею занимаются!»
Наука даст нам премудрость, премудрость откроет
законы, а знание
законов счастья — выше счастья» (там же.
Но как апостол говорит, что
закон был воспитателем ко Христу, так и строгая школа
науки должна предшествовать вере, хотя мы только через веру, т. е. через обладание устраняющей всякие сомнения достоверностью, можем оправдаться, т. е. сделаться подлинно совершенными…
Ибо в Царстве Божьем и в совершенной божественной жизни нет ни государства, ни хозяйства, ни семьи, ни
науки, нет никакого быта, стоящего под знаком
закона.
Спрашиваю, кто сидит посреди — говорят мне: профессор финансового права; а вот тот рядом — Иван Ефимович Андреевский, профессор полицейского права и государственных
законов; а вон тот бодрый старичок с военным видом — Ивановский, у которого тоже приходилось сдавать целых две
науки разом: международное право и конституционное, которое тогда уже называлось"государственное право европейских держав".
Для него не обязательны даже
законы природы, неизменность которых объявляется достоянием буржуазной
науки и философии.
Высокий уровень
наук и талантов доступен только высшим способностям, не надо высших способностей!» Но это всеобщее принудительное уравнение, это торжество смертоносного
закона энтропии (нарастания и равномерного распределения тепла во вселенной), перенесенного в социальную сферу, не означает торжества демократии.
Закон не может быть внешне отменен для мира, лежащего во грехе, как не может быть отменена, напр.,
наука и др. дотворческие культурные ценности.
Воспитание Наталья Федоровна получила чисто домашнее: русской грамоте и
закону Божьему, состоявшему в чтении Евангелии и изучении молитв, обучала ее мать, а прочим
наукам и французскому языку, которого не знала Дарья Алексеевна, нанятая богобоязненная старушка-француженка Леонтина Робертовна Дюран, которую все в доме в лицо звали мамзель, а заочно Левонтьевной.